Михаил МЯГКОВ
заведующий Центром истории войн и геополитики
Института всеобщей истории РАН, кандидат исторических наук.

22 июня 1941 года навечно вошло в память нашего народа как день всеохватывающей трагедии, обрушившейся на страну, искалечившей миллионы людских судеб. Кто виноват в жесточайших потерях? Почему не предотвратили быстрое отступление и что привело к тому, что назвали "внезапностью", "неподготовленностью", "неразберихой"? Все это вопросы не просто для историков, но, если хотите, исторические. Поскольку с изменением характера мировых угроз пока еще никто не отменял такие понятия, как российская государственность и российские границы, которые только на протяжении ХХ века несколько раз испытывали на прочность армии различных неприятельских стран. Не извлечь уроков из 22 июня 1941 года равносильно преступлению против подрастающих и еще не родившихся поколений, но не меньшее зло могут принести и неверные выводы, сделанные из событий 65-летней давности. Выход в комплексном анализе всех доступных на сегодня источников об истоках трагедии с учетом прошлых и современных достижений военно-исторической науки.

Сотни мемуаров и исследований посвящены действиям Сталина и высшего военного руководства страны накануне 22 июня и в первые дни войны. Мнения зачастую противоречивы, но к настоящему времени мы можем констатировать наличие ряда объективных и основополагающих оценок, появившихся в том числе на страницах "Красной звезды".

Советско-германский договор и секретный дополнительный протокол о разделе сфер интересов от 23 августа 1939 г. стали сделкой осуждаемой, но не первой, не единственной и широко практикуемой в международных отношениях того времени. Нужно вспомнить политику умиротворения Германии, проводимую Англией и Францией в 1930-е годы, Мюнхен 1938 г., когда респектабельные лидеры западных демократий отдали на заклание третьему рейху Чехословакию, даже не спросив ее собственного согласия, тайные переговоры летом 1939 г. между немцами и англичанами о разрешении своих проблем за счет СССР. С позиций сегодняшних знаний можно утверждать, что договор от 23 августа стал единственно возможным в той конкретной обстановке решением для Советского Союза, альтернативой которому как минимум являлась изоляция, превращение в изгоя, а затем и в очередную жертву нацистской агрессии при полном невмешательстве Лондона, Парижа и Вашингтона. Для людей, хорошо разбирающихся в военно-стратегических вопросах, совершенно ясно, что СССР не мог и не имел права допустить, чтобы германские войска, наступая через Польшу, беспрепятственно вышли к советским границам. Договор позволил выиграть около двух лет для укрепления обороны страны, вызвал сильные противоречия между Германией и Японией как раз в период, когда советские войска вели бои против японцев на р. Халхин-Гол. Все это способствовало тому, что СССР избежал впоследствии гибельной для себя войны на два фронта. В то же время выдвинутые вперед границы налагали на советское руководство и особую ответственность за их безопасность. Основные просчеты высшего командования, предопределившие крайне неудачный исход боевых действий на границе, очевидны - Сталин не доверял полностью разведданным, сами донесения носили часто противоречивый характер (нападение на СССР во многих случаях прогнозировалось после разгрома Англии). Советский лидер боялся спровоцировать Гитлера. Отсюда шло запоздание с развертыванием армии, приведением ее в боеготовность. Но Сталин мог вполне резонно опасаться, что при удачной попытке провокации все мировое общественное мнение отнесется к СССР как к агрессору и, оставаясь в стороне, будет довольствоваться картиной взаимного уничтожения противников. Известно, кстати, что 21 июня 1941 г. Госдепартамент США предлагал "не давать заранее никаких обещаний Советскому Союзу в случае германо-советского конфликта" и "не принимать никаких обязательств в отношении нашей будущей политики к России". Требуют еще изучения документы разведки, которые Сталин получал относительно поведения США и Великобритании в случае, если война начнется с провокации. Что в этом случае могли заявить Рузвельт и Черчилль по адресу идеологически враждебного для них государства?

Но реакция других стран не снимает с повестки дня вопрос о причинах срыва действенных оборонительных мероприятий накануне войны. Особую значимость здесь имеет ситуация в Белоруссии, где противник нанес свой главный удар. Почему долгое время в Наркомате обороны и Генштабе РККА оборону полагали вести всего несколько дней, за которые собирались обескровить противника и перейти затем в решительное наступление на чужой территории? И все это в условиях гигантских мероприятий по перестройке структуры соединений Красной Армии, перевооружения, нехватки необходимого персонала, обученного работать с новой техникой, недостатка комсостава, неукомплектованности частей, наличия огромного парка старой техники, требующей капитального ремонта. Почему только в мае приграничным округам дали директивы о разработке планов прикрытия, предусматривавшие строительство обороны на большую глубину? Почему слишком медленно шли к границам частично мобилизованные военнослужащие запаса (около 800 тыс. чел.) и соединения из внутренних округов? По каким причинам тормозилось введение в строй новых УРов, и как оказалось, что ударные немецкие дивизии группы армий "Центр", наступавшей на главном направлении, прорвались как раз на флангах Белостокского выступа, вдающегося во вражескую территорию? Достаточно беглого взгляда на карту, чтобы понять, что именно эти фланги и были наиболее угрожаемыми и здесь нужно было строить особо прочную оборону. К полному осознанию этих канонов военного искусства мы пришли, к сожалению, лишь летом 1943 г. под Курском.

Не претендуя на всеобщий охват указанных выше вопросов и прекрасно представляя, что сегодня нет недостатка в различных интерпретациях событий кануна 22 июня 1941 г. и первых недель войны, предложим вниманию читателя лишь несколько источников, не получивших ранее широкой известности. По ходу текста мы снабдим их необходимыми комментариями. Главным образом это личные свидетельства представителей комсостава, переживших трагедию и делающих первые выводы (пусть и противоречивые) о причинах поражений. Живой язык документов, нелицеприятные, иногда спорные оценки не должны смущать. Сегодня они помогут нам ощутить дыхание тех огненных дней и, возможно, составить свое собственное мнение об истоках катастрофы на западных границах Советского Союза в период начала германской агрессии. Особое внимание обращают на себя те высказывания авторов, которые так или иначе относятся к действиям Генерального штаба. Как не вспомнить в этой связи слова Жукова, что значительная доля ответственности за неудачи 1941 г. лежит именно на его представителях. Мы оставляем пока за скобками просчеты командования непосредственно на местах. Они были, о них нужно говорить, но в настоящем контексте нас интересуют вопросы, выводящие на более широкие обобщения. Итак, обратимся к документам, которые даются с небольшими сокращениями, не искажающими их общий смысл и содержание.

19 июля, то есть уже после ареста командующего Западным фронтом генерала Павлова, выхода немцев на рубеж Западная Двина - Днепр, начала Смоленского сражения, бывший член военного совета Западного особого военного округа (затем фронта) корпусной комиссар А.Я. Фоминых доносил начальнику Главного политического управления РККА Л.З. Мехлису:

"Считаю своим долгом доложить о некоторых вопросах по обороне западной границы СССР на территории ЗапОВО.

Жизнь показала, что географические начертания границ были полностью использованы противником.

Действительно, из четырех армий Западного фронта 3-я и 10-я оказались в окружении, 4-я была фактически разгромлена, 13-я, находящаяся в тылу округа, понесла большие потери (М.М.).

Далее Фоминых продолжает:

Все эти положения в более подробном виде докладывались и прорабатывались в Генеральном штабе, со всем этим соглашались, но реальных мер не предпринималось.

2) Кроме того, всегда давались задания проработать варианты наступательной операции при явном несоответствии реальных сил. Но откуда-то появлялись дополнительные силы, и создавался, по-моему, искусственный перевес в пользу нас.

Здесь стоит вспомнить октябрьский 1940-го и мартовский 1941 г. варианты Соображений по стратегическому развертыванию Красной Армии, опубликованные в 1990-е гг. Советским войскам ставилась задача, отразив противника накоротке, перейти в решительное наступление на вражеской территории и в течение дней овладеть важнейшими пунктами в неприятельском тылу (М.М.).

3) Теперь при анализе совершившихся событий стало ясно, что отдельные работники Генерального штаба, зная, что в первый период войны превосходство в реальных силах будет на стороне Германии, почему-то проводили и разрабатывали главным образом наступательные операции и только в последнее время (в конце мая 1941 г.) провели игру по прикрытию границы, тогда как нужно было на первый период войны с учетом внезапности нападения разработать и оборонительные операции.

Комментарии, казалось, излишни, но задним числом многое кажется слишком очевидным. Предугадать, как начнется война и какой силы будет первоначальный удар, вряд ли смог бы и сам Фоминых, окажись он на месте Жукова или Тимошенко. Справедливости ради напомним, что директивы на составление планов прикрытия все же ушли из Москвы в округа в мае 1941 г., да и отношение к характеру будущей войны стало быстро меняться по мере наращивания группировки противника. Однако время на исправление просчетов было упущено (М.М.).

4) Военный совет округа предлагал:
а) усилить фланги округа: с севера - гродненское направление и с юга - брестское направление. С этим в течение 6-7 месяцев не соглашались, и только в последнее время было разрешено вывести на гродненское направление 56-ю и 85-ю стрелковые дивизии (сд) и на брестское - 75-ю сд, а позже и 113-ю сд. Эти дивизии были на своих местах в конце мая - начале июня;
б) представляли и докладывало о необходимости усилить фланги округа долговременными сооружениями, построив дополнительно на правом и левом флангах ряд узлов обороны. Эти предложения отвергались, и только в 10-х числах июня было разрешено дополнительно построить два узла обороны (…).

5) Когда обстановка стала напряженнее, было приказано все части, находящиеся в Восточной Белоруссии, двинуть к границе. Это правильно. Но, несмотря на наши просьбы, чтобы ускорить сосредоточение дивизий из Смоленска, Могилева, Гомеля и Вязьмы, произвести переброску их по железной дороге, в этом было отказано. Дивизии шли походным порядком, и только незначительная их часть подавалась по железным дорогам. Это опять задержало сосредоточение войск.

По-своему автор прав - подход дополнительных войск мог усилить войска ЗапОВО. Но задумаемся: при том превосходстве сил, которое создал противник в местах прорыва, отсутствии в советских округах разработанных планов глубокой подвижной обороны не попали бы эти подошедшие к границе части в тот же самый котел, где оказались 3-я и 10-я армии? Очевидным представляется факт другого рода - крайне медленное продвижение к границе стрелковых дивизий, начавшееся согласно директиве наркома 12 июня 1941 г., обуславливалось нехваткой необходимых транспортных средств. Кроме того, советское руководство пребывало в нерешительности, боялось спровоцировать врага и принимало запоздалые или половинчатые решения, позволявшие противнику бить соединения Западного фронта по частям(М.М.).

6) Неоднократно ставился вопрос об ускорении строительства уров. Строительство уров по ЗапОВО шло неплохо. План бетонирования мы с первого месяца перевыполняли и шли среди других округов на первом месте. Нами был предложен свой график строительства уров с расчетом закончить план строительства к 15 сентября 1941 г. вместо 31 декабря 1941 г. В соответствии с этим был составлен план подачи цемента, балок и др. строительных материалов, а также план вооружения дотов. С этим планом дважды ездил в Москву помощник командующего по урам Михайлин, и каждый раз в утверждении плана отказывали, мотивируя тем, что промышленность не успеет подать строительные материалы и вооружение… И только 13 июня 1941 г. по докладу военного совета округа на Главном военном совете (ГВС) этот план был утвержден. Кроме того, 13 июня 1941 г. на ГВС докладывалось, что у нас на 10 июня 1941 г. имелось 550 забетонированных точек, но вооружены только 193, что вооружать готовые точки такими темпами - это преступление, что мы только вбиваем государственные деньги, но уры останутся невооруженными.

Животрепещущие вопросы по обороне границы разрешались в Генштабе чрезвычайно медленно, а иногда и отказывались, ссылаясь на невозможность выполнения промышленностью (…).

Некоторые моменты из донесения полкового комиссара Фоминых, касающиеся темпов вооружения уров, могут представиться в несколько ином свете, если мы обратимся к справке, подписанной заместителем наркома обороны маршалом Шапошниковым 6 июня 1941 г., то есть незадолго до упомянутого выше заседания ГВС. Несмотря на то что адресовалась она военному совету Ленинградского фронтового округа и касалась графика строительства и вооружения дотов именно в районе северной столицы, из документа хорошо видно, с какими проблемами сталкивалось советское командование, возводя оборонительные рубежи на пути возможного наступления противника. Достаточно привести следующие слова Шапошникова:

"Графиком [работ на 1941 г.] предусмотрено: 1) Полностью закончить строительные работы на 226 сооружениях, из которых с 1-го по 7-й цикл включить 184 сооружения плана 1941 г. и 7-м циклом 42 сооружения, переходящих с 1940 г. 2) Вооружить (8-й цикл) 207 сооружений…

Приходится признать, что комиссии, созданной для размещения заказов по вооружению уров в ЗапОВО после ГВС 13 июня 1941 г., необходимо было принимать неординарные решения, чтобы изыскать дополнительные резервы и в и без того сверхнапряженно работающей советской военной экономике. Не стоит и говорить, что все эти решения были слишком запоздалые.

Как протекали первые часы и дни войны? Как действовало командование на фронте? Какие приказы получали действующие войска? Глубже разобраться во всех этих деталях нам помогает рапорт начальника 3-го отдела 10-й армии полкового комиссара Лося от 15 июля 1941 г., посвященный описанию обстановки в момент нападения Германии на СССР. В нем среди прочего говорилось:

"21 июня 1941 г. в 24.00 мне позвонил член военного совета и просил прийти в штаб… Командующий 10-й армией Голубев сказал, что обстановка чрезвычайно напряженная и есть приказ из округа руководящему составу ждать распоряжений, не отходя от аппарата. В свою очередь к этому времени были вызваны к проводу и ждали распоряжений все командиры корпусов и дивизий.

К 10-11 часам утра шифровка прибыла. Точного содержания сейчас не помню, но хорошо помню, что в ней говорилось: привести войска в боевую готовность, не поддаваться на провокации и Государственную границу не переходить. К этому времени войска противника продвинулись на 5-10 км. Шифровка была подписана Павловым, Фоминых, Климовских.

Многое остается неясным: как скоро поднимались войска по тревоге после звонка Павлова по "ВЧ" в 1 час ночи и какие они имели указания. Но факт остается фактом - командиры ждали указаний сверху, не отходя от аппаратов связи, а приказ о приведении войск в боевую готовность (хотя и без подробностей) был доведен до них сразу после поступления соответствующей директивы из Москвы. Передача директивы № 1 в округа была закончена в 00.30 мин. 22 июня. В 10-11 часов, когда немцы уже вовсю наступали, подоспел и сам текст Директивы, включая слова "не поддаваться ни на какие провокации". Отметим для себя, что, если бы полевые командиры руководствовались этими словами в момент начала германской атаки, это могло лишь усугубить и без того критическую ситуацию в районе боевых действий (М.М.).

В 3.58 мин. под Белостоком появились первые самолеты противника, и вслед за этим началась бомбардировка белостокского аэродрома. Одновременно бомбардировке подверглись почти все города и местечки, где располагались штабы соединений 10-й армии.

К вечеру 22 июня, не помню точно, то ли от зам. командующего Болдина, то ли из штаба ЗапОВО (к тому времени фронта. - М.М.) был получен приказ закрепиться на р. Нарев. Приказание было вызвано якобы неустойкой соседа - 3-й армии.

Далее полковой комиссар Лось докладывал о тяжелом отступлении частей армии, бомбежках немецкой авиацией шоссе Белосток - Волковыск, которое было забито трупами людей, брошенными автомашинами, танками, боеприпасами и пробраться по которому было совершенно невозможно. На р. Нарев, по его словам, вышли по существу разбитые войска, имеющие в дивизиях очень незначительное количество людей, а от таких соединений, как 13-й мехкорпус, остался только один штаб.

(…) Положение усугублялось тем, что по распоряжению штаба округа с 15 июня все артиллерийские полки дивизий, корпусов и артполки РГК были собраны в лагеря в двух местах: Червоный Бор (между Ломжей и Замбровом) - 22 полка 10-й армии и в Обус-Лесном - артполки тыловых дивизий армии и других частей округа. Для поднятия этих полков был послан начальник артиллерии армии генерал-майор Барсуков, которому, как он мне рассказывал, удалось в 6 часов утра добраться до полков, разбудить их, поднять по тревоге и направить их в дивизии. Это было уже в то время, когда все пограничные дивизии вели бой с противником.

Вопрос о том, почему Павлов приказал перед самой войной вывести артиллерию в лагеря, до сих пор открытый. Действительно ли он считал, что во время учебных стрельб война не начнется, и здесь его просто подвело чутье, либо, получая соответствующие указания из Москвы и боясь спровоцировать немцев нечаянно залетевшим к ним снарядом, распорядился отвести орудия от греха подальше в тыл? Прояснить ситуацию мог бы сам Павлов, но после разгрома своего фронта он был осужден и расстрелян. Что касается артиллерии, поднятой генералом Барсуковым, то ей не довелось проявить себя. Она передвигалась на мехтяге. Но горючего было недостаточно. Кроме того, значительная часть тягачей сразу вышла из строя. Пушки и гаубицы приходилось либо взрывать, либо просто бросать на дороге, не произведя ни одного выстрела. Полковой комиссар Лось остановился и на незавидной судьбе самого укомплектованного мехкорпуса РККА - 6-го мк под командованием М.Г. Хацкилевича, брошенного в бой по приказу прибывшего на фронт маршала Кулика, но не обеспеченного ни горючим, ни боеприпасами, ни каким-либо прикрытием с воздуха. Автор рапорта заключает:

"Войска армии оказывали сопротивление до 26 июня, после чего началось беспорядочное отступление… Панике способствовало то, что в ночь с 22 на 23 июня позорно сбежало все партийное и советское руководство Белостокской области. Все сотрудники органов НКВД и НКГБ, во главе с начальниками органов, также сбежали… Белосток остался без власти… Враждебные элементы подняли голову. Освободили из тюрем 3 тыс. арестованных, которые начали грабежи и погромы в городе, открыли стрельбу из окон по проходящим частям и тылам…"

В заключение Лось рассказал о том, как выходил из окружения на восток вместе с маршалом Куликом с одной только мыслью: "Пробиться или умереть"; о том, как маршал приказал переодеться всем командирам и бойцам в крестьянскую одежду, но все равно их группа чуть было не угодила в руки к немцам и лишь счастливый случай спас их от вражеского плена.

Западный фронт потерпел поражение. Тяжелое положение сложилось в конце июня - начале июля 1941 г. и в полосе соседних Северо-Западного и Юго-Западного фронтов. Трагедия первых дней войны заставила пересмотреть многие предвоенные оценки характера войны, до предела напрячь потенциал государства и пойти на невиданные жертвы ради отражения агрессии.

Среди первых успешных действий советских сил выделим контрудар 14-18 июля 1941 г. под Сольцами войск Северо-Западного фронта, их упорные бои на лужском оборонительном рубеже, в результате которых продвижение немецких соединений на ленинградском направлении было приостановлено почти на месяц. В историю войны навсегда вошли упорная оборона Брестской крепости, Одессы, Киева, Севастополя и, конечно же, Смоленское сражение, продолжавшееся с 10 июня по 10 сентября 1941 г. и приковавшее к себе главные силы группы армий "Центр", рвущейся к Москве.

В конечном итоге осознание правого дела, воля и решимость позволили руководству страны и советскому народу переломить ситуацию в свою пользу, а торжествующий поначалу противник осознал, что он просчитался в самом главном: Красная Армия, пусть и ослабленная предыдущими репрессиями и реорганизациями, все-таки была потенциально сильнее первоклассного германского вермахта. Причем большинство красноармейцев и командиров готовы были идти до конца, чтобы отстоять независимость своей страны.

В этой связи интересны два документа, различные по времени составления, но отражающие один и тот же вопрос - причины срыва немецкого блицкрига и начала коренного перелома в войне. Это документы германского происхождения, то есть того самого противника, который окружал и уничтожал наши соединения в Белоруссии летом 1941 г., но три года спустя, летом 1944 г., оказался в том же самом положении - теперь его гнали, громили и брали в плен советские войска.

Первый документ был захвачен нашей разведкой еще в августе 1941 г. и назывался "Замечания об особенностях ведения войны в России". Он был составлен представителями верховного командования вермахта 25 января 1941 г. и разослан для служебного пользования командирам соединений. Основное содержание "Замечаний" - дать представление о том, с какой армией, военачальниками и солдатами столкнутся немцы на русской территории. Выводы говорят сами за себя:

"Русские взгляды на вождение войск и тактику подобны немецким… на передний план выдвигается маневренная война с намерением вести операции против фланга и тыла противника…

При защите своей родины русский солдат будет отважно бороться".

Можно было бы долго оспаривать приведенные немцами примеры тупости и тяжести на подъем русских людей. Но факт, что быстрые и далеко идущие операции с применением охватов и клещей предпринимали летом 1944 г. превосходно вооруженные и оснащенные советские войска Белорусских фронтов. А руководили ими искушенные, опытные и знающие себе цену советские военачальники. В качестве эпилога хотелось бы привести документ, содержащий несколько отрывков из показаний самих немецких генералов, взятых в плен в этот период.

Генерал-лейтенант барон фон Лютцов, бывший командующий 35-м армейским корпусом:

"15.07.1944... Наступательная мощь Красной Армии возросла потому, что она научилась лучше скрывать свои подготовительные мероприятия, концентрировать в больших масштабах свои войска на направлениях главного удара, взаимодействуя двумя-тремя наступающими клиньями, наносить удары далеко вглубь… Уничтожающий ураганный огонь артиллерии и минометов достиг высокой плотности… Русская пехота сделала своей большой специальностью наблюдение, операции разведотрядов, засады, выслеживание, поимку "языков" при поисках и имеет много достижений в этой области. В наступлении и обороне русская пехота достигает должного, если она энергично управляется волевыми командирами. В общем, успехи русской пехоты очень зависят от ее численного превосходства, равномерности выучки… Высшие русские командиры за последний год успешно провели ряд больших операций. В этом сказывается рост их опыта в вождении войск".

Генерал-лейтенант Ф. Франек, бывший командир 73-й пехотной дивизии:

"15.08.1944… Начав войну против России, немецкое руководство лишилось величайшего преимущества - обеспеченного тыла, и рано или поздно должно было лишиться главного фактора успеха - инициативы. Начиная со Сталинграда это стало фактом… Русское командование я могу оценивать не столько по своему опыту, сколько по тем результатам, которых оно достигло. Я думаю, что оно ведет войну по большому, хорошо продуманному плану. Сначала оно использовало свою громадную территорию и, принеся большие жертвы, системой подвижной обороны измотало германские силы, действуя так же и в тылу вермахта. Далее оно планомерно активизировало действия своих мощных сил до тех пор, пока не стало возможным перейти в наступление. Оно вводит в бой войска сконцентрированно на особо важных направлениях и таким образом достигает крупных успехов".

Если говорить о каком-либо реванше за 22 июня 1941 г., то он состоялся.

Источник: газета "Красная Звезда" от 17.06.2006

При перепечатывании материалов сайта активная ссылка на сайт обязательна!

Copyright © 2003-2009