А.В. Пыльцын о захвате плацдарма на реке Друть

К сожалению, в процедуре "очищения" штрафников от их вины перед Родиной мне в этот раз довелось участвовать недолго, так как во вновь сформированных ротах места командиров взводов пришлось занять мне и другим офицерам, только что вернувшимся из Рогачевского рейда. Наверное, я оказался здесь, скорее, как имеющий фактически только одно настоящее боевое крещение и не получивший еще достаточно боевого опыта. Были у меня по этому поводу и другие мысли, все о тех же преступлениях и соеобразных наказаниях, но я их гнал, как ничем пока уверенно не подтвержденные и не имеющие достаточных оснований.

Сразу после завершения боевых действий по освобождению Рогачева нам пришлось участвовать в выполнении другой задачи, полученной от командарма-3, генерала Горбатова. Вот этим вновь сформированным ротам дали задание уже 25 февраля захватить у немцев плацдарм на реке Друть, впадающей в Днепр у Рогачева.

...Друть, на слиянии которой с Днепром стоит Рогачев, - чисто белорусская река: ее исток - на Оршанской возвышенности в Витебской области, а устье - при впадении в Днепр около Рогачева Гомельской области. После Днепра она кажется небольшой речушкой. А для нас и маленькая Друть оказалась серьезной преградой.

Буквально на второй день после освобождения Рогачева нашему штрафбату было приказано преодолеть эту речку-невеличку и захватить плацдарм на ее западном берегу, что оказалось не такой уж легкой задачей. Для этого нужно было ночью скрытно преодолеть по льду эту реку, без артподготовки и криков "ура!" совершенно внезапно атаковать противника в направлении деревни Заполье, выбить немцев из первой траншеи и, развивая наступление, обеспечить ввод в бой других армейских частей с захваченного плацдарма.

Генерал Горбатов отмечал: "На реке Друть особенно сильной была первая полоса обороны немцев глубиной 6-7 км, с тремя позициями... Ширина реки кое-где до 60 метров, глубина 3,5 метра. Заболоченная, слабозамерзающая долина до полутора километров."

Ночь была безлунной и пасмурной. Но немцы, видимо, не ожидая нашего наступления или по какой-то другой причине, вовсе не применяли здесь своих осветительных "фонарей". В отличие от днепровского, лед на этой реке был изрядно продырявлен, и потому приходилось, почти в ночной темноте, прощупывать его ногами, чтобы не угодить в полыньи, пробитые снарядами и минами. Может это состояние льда так успокоило немцев, что они потому и не освещали ближайшие подступы к своим траншеям, хотя минометный огонь по льду они изредка вели и здесь. Однако, как назло, мне довелось именно здесь принять ледяную купель. Ведь угораздило же меня провалиться на побитом, но успевшем слегка спаяться на морозе, льду. Наверное, еще потому, что я, вглядываясь под ноги, все-таки старался в темноте разглядеть и то, как движется мой взвод.

Вот и отвлекся от собственной безопасности. Ухнул туда я сразу, и мои попытки выбраться из этой "проруби" были долго безуспешными, потому что лед, за который я почти в кромешной тьме хватался, состоял из мелких, едва схваченных ночным морозом ледяных осколков, да еще припорошенных снегом, и легко крошился в моих руках. Ощутимое течение все заметнее тянуло под лед. Тело уже чувствовало ледяной холод Друти. Набухли водой ватные брюки, телогрейка, тоже ватная, промокла почти до ворота, да еще ППШ весом более пяти кило, мою естественную плавучесть уменьшали.

... Спасло меня то, что поблизости постоянно шел штрафник-ординарец, которого я выбрал и назначил для этого в срочном порядке во время получения валенок. Срочность, с которой мне подчинили взвод, не дала возможности тогда узнать, а тем более запомнить фамилию этого бойца. Помню только, что это был младший лейтенант, моложе меня по возрасту, но запомнил только имя его - Женя, наверное потому, что из-за его молодости все именно так к нему обращались. Это теперь, изучая архивы, которыми я располагаю, установил его фамилию: Вдовин Евгений Александрович, который впоследствии был награжден за бои под Брестом медалью "За отвагу".

...Наконец, обламывая непрочные ее (проруби) края, мне с помощью моего спасителя удалось выбраться на твердый лед. Всю остальную часть пути по реке мы преодолели уже осторожнее, чтобы не повторить случившегося.

Командиром нашей роты был капитан Михаил Сыроватский, кстати сказать, сам недавний штрафник, восстановленный в офицерских правах за боевые заслуги в боях под Жлобиным и принявший предложение комбата Осипова остаться в батальоне на должности ротного командира. Это был невысокого роста, худощавый офицер, кажется еще не совсем освободившийся от ограничений, наложенных на него прежним положением бойца-переменника, и как-то особенно уважительно относящийся к взводным своей роты, да и к вчерашним коллегам-штрафникам, ко всем обращался на "вы". Как потом мы его "разглядели", был он человеком спокойным, невозмутимым, не чуждым разумного компанейства, но не допускающим даже тени панибратства. Его распоряжения подчиненным носили характер просьб, но твердых, настоятельных.

Тогда, на Друти он ждал, когда подтянется со льда вся рота, чтобы не дробить кулак, которым собирался прорвать оборону на своем участке. И когда мы с ординарцем едва выбрались на твердый грунт берега, немцы открыли огонь. Видимо, сосредоточение роты у крутого и, как оказалось, многометровой высоты берега Друти не прошло незамеченным для противника, хотя преодоление реки происходило, как было установлено, почти бесшумно, без единого слова, да и берег штурмовали тоже молча. Это уж потом мы удивлялись, как нам удалось так быстро, без специальной обуви, без штурмовых лестниц, "кошек" и канатов или каких-то приспособлений преодолеть обрывистый и обледенелый склон берега. Его ледяной покров разрушали только с помощью штыков, финских ножей да саперных лопаток, проделывая в сравнительно нетолстой корке льда углубления, если удавалось, даже до грунта.

...Рота начала атаковать передний край немцев. ...Мы с ординарцем и еще человек 5-6 таких же неудачников, испробовавших неласковую воду Друти, добрались до этого крутого и, как оказалось обледеневшего ската перед передней фрицевской траншеей. ... Нам уже не удалось участвовать в захвате первой траншеи немцев, она уже была очищена от живых фрицев (трупов было много и в самой траншее и за ней). Мы добрались до нее, когда бой шел уже за вторую.

Как отмечал генерал Горбатов, немецкая оборона на реке Друть была мощной. Были там и доты с металлическими колпаками, и плотные минные поля, и проволока в три кола.

Из документов ЦАМО: "40 ск - с утра 25.2.44 перейти в наступление и, нанося главный удар в направлении Бол. Коноплицы, Фалевич, Филенкович, выйти на р. Добрица и в дальнейшем - на р. Лобысна."

Вот как описываются в ЖБД артиллерии 250 сд боевые действия этой дивизии (как нам представляется, именно в ее рядах 8 ОШБ захватывал и расширял плацдарма на р. Друть) : "24.2.44 Противник частями 31 пд, приданной к 5 танковой дивизии, занял оборону на заранее подготовленном рубеже на западном берегу р. Друть по восточной окраине Озерене и Бол. Коноплица.

На переднем крае имеет траншеи полного профиля с оборудованными пулеметными площадками и двух ДЗОТов в центральной части Озеране, соединенных между собой ходом сообщения.

Наши стрелковые части, перейдя в наступление и после упорных боев овладели южной частью Озеране, выбив противника из траншей и южной части деревни, оттеснив его западнее 300-400 м западнее Озеране."

Продолжает А.В. Пыльцын: На нашем участке минного поля не оказалось, траншеи были отрыты на небольшом удалении от обрывистого берега, а проволочные заграждения были слабыми, в один ряд. Может это потому, что противник понадеялся на казавшуюся ему недоступность этого крутого склона, превращенного в ледяную горку. Но то, что для нашей атаки было выбрано одно из слабых звеньев обороны немцев было еще одним свидетельством того, что командарм Горбатов в любой ситуации стремился избежать неоправданных потерь.

...Штрафники преследовали убегающих немецких солдат и в результате захватили плацдарм на участке Маньки-Коноплицы. Я, промокший до нитки и продрогший, как говорится, до самых костей, пытался догнать свой взвод и согреться хотя бы энергичными движениями, но тщетно. Добравшись до второй, уже захваченной траншеи, я увидел командира роты, который приказал мне оставаться здесь и собирать всех "утопленников" и ждать его распоряжений. ...Мои пропитавшиеся водой ватные брюки и такая же телогрейка постепенно превращались в ледяной панцирь. ...Командир роты Михаил Сыроватский, видя, что толку от меня немного, приказал двоим легко раненым штрафникам доставить меня в медпункт батальона.

... наши подразделения выполнили свою задачу и даже сумели продвинуться к деревне Озеряны, где и был введен в прорыв стрелковый полк.

Как мне потом рассказали, этот ввод был обеспечен мощным залпом гвардейских минометов, именуемых "катюшами". И вот, то ли одно подразделение штрафников успешнее других продвинулось вперед и расчетам "катюш" не успели об этом сообщить, то ли в батарее гвардейских минометов кто-то ошибся в расчетах при подготовке данных для стрельбы, но несколько реактивных снарядов взорвалось в непосредственной близости от штрафников. Правда, кое-кому показалось, что это наши летчики обронили случайно несколько бомб. Но бывший рядом с этим событием лейтенант Янин Иван, с которым мы потом служили в одной роте у капитана Матвиенко и который, как мы все потом узнали, отличался исключительной честностью, утверждал, что это был именно неудачный залп "катюш". К сожалению, при этом не обошлось без потерь среди наших бойцов.

Источник: Александр Пыльцын. Подстрочник истории. Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина. М.: Яуза: Эксмо, 2016
Александр Пыльцын. Штрафбат: наказание, искупление. Военно-историческая быль. Санкт-Петербург.: ООО "ИПК БИОНТ", 2015
Документы ЦАМО