ВЕНГРИЯ

1945 год, 4 января. Будапешт.

Наше командование сделало все от него зависящее, чтобы избежать лишнего кровопролития в столице Венгрии, чтобы уберечь гражданское население Будапешта от жертв и страданий. Венгерский народ ждет нас как своих освободителей от гитлеровского ига, от голода и лишений, от всяких чинимых фашистами бедствий. И если бы гитлеровцы, сознающие бессмысленность своего сопротивления, не были одержимы человеконенавистничеством, манией истребления целых народов, не были бы тупыми варварами, они пощадили бы измученных ни в чем не повинных горожан, приняв наш ультиматум о прекращении сопротивления, гарантировавший и самим жизнь и безопасность...

О том, что советское командование утром 29 декабря посылает с двух сторон: за Дунаем - с позиций 3-го Украинского фронта, а здесь, на восточной стороне, - с позиций 2-го Украинского фронта, своих парламентеров к командованию окруженной в Будапеште группировки, еще с ночи было хорошо известно и гитлеровским, и венгерским войскам...

Известно потому, что наши громкоговорители, установленные -на самом переднем крае, всю ночь на двух языках сообщали об этом, предлагая противнику в пунктах перехода парламентеров через линию фронта в точно назначенный час прекратить огонь... Кроме того, с двух самолетов, направленных вопреки сплошной облачности, снегопаду и зенитному огню врага, над крышами города были сброшены сотни тысяч листовок, уведомлявших противника и мирное население столицы о наших намерениях...

В назначенный час на участках перехода огонь был прекращен...

С позиций 2-го Украинского фронта по дороге к Кишпешту вышла автомашина с огромным белым флагом. В машине находились трое: советский капитан Миклош Штейнмец, венгр, коммунист, в прошлом боец Интернациональной бригады в Испании, личный друг генерала Лукача (Мате Залки); его адъютант и переводчик лейтенант Кузнецов и водитель машины младший сержант Филимоненко.

Гитлеровцы дали парламентерам возможность пересечь линию фронта, а затем внезапно обстреляли их, подожгли машину шквальным минометным огнем. Капитан Штейнмец и младший сержант Филимоненко билы убиты наповал, а лейтенант Кузнецов тяжело ранен...

В тот же час за Дунаем линию фронта пересекла другая машина, в ней также были трое: капитан Илья Афанасьевич Остапенко (из политотдела 316-й стрелковой дивизии), адъютант-переводчик старший лейтенант Орлов и водитель старшина Горбатюк.

Фашистские офицеры, встретив их, завязали всем троим глаза, привели в свой штаб, вскрыв пакет, категорически отказались принять ультиматум, вывели парламентеров к своему переднему краю. Но едва Остапенко и его товарищи вышли за линию траншей противника, все трое были осыпаны выстрелами в спину. Капитан Остапенко был сразу убит. Орлов и Горбатюк, припавшие к земле и ползком нашедшие себе укрытие, случайно уцелели...

В ответ на подлое убийство парламентеров наши артиллеристы, минометчики, пулеметчики обрушили на позиции врага ураганный огонь.

30 декабря весь мир из сообщения Совинформбюро узнал об этом чудовищном, беспрецедентном преступлении, совершенном вопреки всем установившимся с древнейших времен традициям, принявшим в международной конвенции на Гаагской конфереции 1907 года форму одного из основных законов ведения войн.

После отказа фашистов принять наш ультиматум, после этого подлого убийства, вызвавшего возмущение всей нашей армии и всего народа нашего, иного выхода для советского командования, кроме как штурмовать город, не осталось...

...В эти горячие дни я в непрерывных разъездах от штурмуемых кварталов города к узлу связи, откуда отправляю корреспонденции в Москву, и вновь обратно...

Сейчас двинемся дальше...

В рассветной прозрачности воздуха дорога к Будапешту перебегает с холма на холм. Мороз и ветер. Снега нет, но земля проморожена и кочки недавней грязи топорщатся, как серые торосы. Даже гусеницы танков почти не вдавливаются в эту мелкоторосистую жесткую корку. По склонам холмов и в долинах квадраты вымерзших виноградников ощетинились рядами палок. Участки кукурузных полей желтеют сухими стеблями. Там и здесь белеют маленькие хутора, окруженные голыми в эту пору садами. Местами дома группируются в небольшие поселки, с прямыми улицами, с обязательной каменной церковью в центре. Это пригороды Будапешта: Мадьород, Киштарча, Че~ мер. Многие дома в них разбиты, продырявлены снарядами, но население уже снова заводит в них мирную жизнью.

Всюду в поселках наши грузовики, орудия, полевые кухни, на перекрестках - девушки-регулировщицы.

Выбежав из поселка, дорога снова окаймляется двухрядьем деревьев. Летом эти вьющиеся по горам дороги-аллеи, конечно, красивы. Сейчас деревья голы, а обочины усеяны трупами лошадей, обломками вражеских автомашин, железными лоскутьями от разорванных "пантер" и "тигров" и извлеченными отовсюду обезвреженными минами.

Отсюда с гор, виден весь Будапешт. Впрочем, сегодня он невидим: тучи темно-серого дыма заволакивают его. И все мчащиеся к фронту машины приближаются к этой мглистой туче. Навстречу шагают колонны венгерских солдат и офицеров в ярко-зеленых шинелях. Пленные веселы: война для них кончилась и они убеждаются, что русские совсем не таковы, какими их расписали гитлеровцы.

Вот на улицу предместья, по которой проводят пленных, выбежали местные жители. Несколько женщин бросились к шеренге мадьяр, заплакали, заголосили. Наш конвойный офицер подскакал на коне:

- В чем дело?

Женщины объяснили, что, мол, вот этот, с рыжими усами, и двое идущих с ним рядом - их родственники, из этой деревни. Офицер, усмехнувшись, распорядился вывести всех троих из колонны и дать им свободу:

- Пусть скореей бегут по домам!

Пленные и женщины опасливо озирались, долго не понимая, чего требует русский офицер. А когда, под хохот наших солдат, поняли, то эти трое бросились обнимать и целовать женщин и вся колонна пленных радостно зашумела.

По всем дорогам пленных проводят тысячами.

Снижаются холмы, местность выравнивается, дороги путаются, постепенно превращаясь в улицы городских окраин. Везде вокруг следы ожесточенных боев - траншеи, рвы, колючая проволока, перепаханная взрывами минных полей земля. Здесь еще только отшумел упорный уличный бой. Это - Ракошсент-михаль, это уже окраина Будапешта. Прямые улицы асфальтированы, одноэтажные и двухэтажные опрятные домики обведены садами, палисадниками, каменными оградами. На перекрестках окна заложены кирпичом, амбразуры разбиты прямыми попаданиями снарядов. Черепичные крыши пробиты, и под чердачными окнами валяются искореженные, выброшенные на улицу пулеметы. Железный лом перегораживает дорогу. Красный шнур и таблички наших саперов предупреждают о минах.

Вот поперек улицы распростерся "фердинанд" с перебитым стволом, за ним - две расплющенные, вдавленные в землю противотанковые пушки.

Бой идет неподалеку, улица изредка простреливается гитлеровцами из центра города. Девушка-мадьярка выходит из дома с ведром и, глядя в сторону центра Будапешта, прислушивается к свисту снарядов: не опасно ли подойти к колодцу?

Едва здесь, в Ракошсентмихале, откипел уличный бой, к нашему офицеру робко подошел старик, местный рабочий. Он спросил, что будет делать русская армия с местными жителями. "Ничего делать не будем, пусть лучше живут, чем жили!" - "Не расстреляют?" "А кому это нужно-расстреливать вас?" - улыбнулся офицер.

Гитлеровцы стращали население злостной клеветой на Красную Армию, но первый же час пребывания нашей армии в Ракошсентмихале разоблачил эту дикую клевету. И тогда все оставшееся здесь население, состоящее главным образом из заводских рабочих, высыпало на улицы, приветствуя Красную Армию и предлагая помочь ей. И сегодня жители в Ракошсентмихале уже охотно расчищают дороги, помогают саперам разбирать завалы и баррикады, принимают участие в ремонте автомашин, приводят в порядок жилища. Налаживается, радуя всех, мирная жизнь.

Но вот я уже глубоко в кварталах города... Один среди незнакомых мне, но наших - советских - солдат, ощущаемых мной как близкие и родные люди,- лица усталые, но жизнерадостные, глаза у всех возбужденные, острые,- трудно описать выражение глаз людей, находящихся в ежеминутной опасности, но привыкших к ней и знающих, что дело их правое, справедливое, за которое не страшно и умереть, но лучше все-таки жить и добиваться победы...

А бой грохочет вплотную, рядом, жестокий уличный бой, сразу за Ракошсентмихалем, в примыкающих к нему кварталах самого города- его XIX района. Полем боя сегодня стали следующие кварталы после упорного сражения за вот эти изрытые в нескольких местах участки насыпи железной дороги, отделяющей Ракошсентмихаль от городского района Зугло.

Подступы к этой насыпи были сильно укреплены. Колючая проволока в пять кольев, пояс минного поля глубиной в пятьдесят метров, вырытые в самой насыпи укрытия для орудий и пулеметов, огневые точки в пересекающих насыпь бетонных трубах, а сразу за насыпью - заминированный по краям противотанковый ров, заполненный водой из речки Ракош, что пересекает город. Наши танки, пехота, артиллеристы по проходам, проделанным саперами, пробиваются все ближе к центру...

Вместе с пехотой 18-го стрелкового корпуса сражаются здесь сегодня и батальоны 3-й танковой бригады полковника Ивлиева; они ведут бой через несколько кварталов от места, где я нахожусь.

Вчера танкисты совместно с пехотинцами и артиллеристами проникли в глубь города на два километра, сегодня уже достигли центральных кварталов района Зугло и пробиваются дальше, к парку Варошлигет. Здесь дома четырех- и пятиэтажные, плотно сомкнуты... И все то же: каждый дом превращен фашистами в крепость. Окна заделаны кирпичом, в амбразурах - пулеметные точки. Из подвальных, также заложенных кирпичом, окон торчат стволы противотанковых пушек, улицы перегорожены баррикадами, на перекрестках таятся в укрытиях "пантеры" и "тигры".

Борьба здесь идет за каждый метр улицы, за каждый этаж дома. Развернуться негде, широким строем здесь не пойдешь. Уже врубившись в кварталы Зугло, танкисты повели бой штурмовыми группами; каждая состоит из саперов, минеров, стрелков, автоматчиков и нескольких танков. Танки прокладывают себе путь, прежде всего подавляя огнем вражескую артиллерию, бьющую из подвалов и с перекрестков. Пехотинцы, обеспечивая фланги, прочищают дома. Саперы удаляют мины и подрывают баррикады. Трудно описать ожесточение происходящего здесь боя.

А наша авиация, расчищая путь наступающим наземным войскам, висит непрерывно в воздухе. Вражескую оборону, кружась каруселью, штурмуют "илы". Взлетает на воздух огромный склад боеприпасов в парке Варошлигет, рушится узел обороны на пересекающей город железной дороге у ипподрома, с которого гитлеровцы по ночам вывозят своих генералов на транспортных самолетах.

Битва за Будапешт с каждым часом переносится все ближе к центру огромного города.

Источник: Очерки о Великой Отечественной войне 1941-1945. Издательство политической литературы, Москва, 1975.

При перепечатывании материалов сайта активная ссылка на сайт обязательна!

Copyright © 2003-2009