Разработанный Генштабом РККА план отражения иностранной военной агрессии в начале 30-х годов предусматривал развертывание партизанской борьбы в тылу врага с первых дней войны, и прежде всего за пределами Советского Союза. О размахе подготовки к ведению партизанской борьбы за пределами Советского Союза на случай вражеской агрессии говорят следующие данные.
В Украинском военном округе для переброски по воздуху в тыл врага за пределы СССР были подготовлены более 80 организаторских и диверсионных групп общей численностью свыше 600 человек, состоявшие в основном из опытных, хорошо подготовленных бывших советских партизан, а также эмигрантов из Польши и Румынии. На территории этих стран, главным образом в западных областях Украины и в Молдавии, находившихся по ту сторону границы, были намечены места для десантирования и имелись люди, которые могли оказать помощь десантникам. Большую часть групп, подготовленных для действий за пределами Советского Союза, предполагалось выбросить в тыл врага на парашютах в первые военные ночи.
"Нет слов, - писал С.А. Ваупшасов, - шесть белорусских партизанских отрядов не смогли бы своими действиями в тылу врага остановить продвижение мощной немецкой армейской группировки, наступающей на Москву. Но замедлить сумели бы! Уже в первые недели гитлеровского вторжения партизаны и подпольщики парализовали бы коммуникации противника, внесли дезорганизацию в работу его тылов, создали бы второй фронт неприятелю".
Партизанское движение в Белоруссии смогло бы быстрей пройти стадию организации, оснащения, накопления опыта и уже в первый год войны приобрести тот могучий размах, который оно приобрело только в 1943- 1944 гг. [59]
Есть все основания полагать, что если бы мероприятия по подготовке к партизанской борьбе сохранились до начала войны, то даже при внезапном нападении фашистской Германии на СССР вражеские войска, подойдя к Минску и Киеву, остались бы без боеприпасов и горюче-смазочных материалов. Оккупантам не удалось бы использовать и захваченные железные дороги, так как в тылу агрессора развернулась бы партизанская война.
Можно только предположить, в каком катастрофическом положении оказались бы вражеские войска на фронте при парализованных коммуникациях и дезорганизованном тыле. Но этого не случилось.
В результате репрессий в 1937-1938 гг. партизанские кадры понесли невосполнимые потери. Были репрессированы многие работники Генштаба, НКВД, секретари обкомов, которые в начале 30-х годов занимались подготовкой к партизанской войне, репрессированы командиры Красной Армии, имевшие специальную партизанскую подготовку. Были ликвидированы тайники с оружием, боеприпасами, взрывчаткой, предназначенные для партизанских сил. Была ликвидирована сеть партизанских школ во главе с компетентными руководителями. Были расформированы партизанские отряды и группы.
Частично уцелели лишь те партизанские кадры, которым довелось принять участие в первой вооруженной схватке с фашизмом в Испании, в частности А.К. Спрогис, С.А. Ваупшасов, Н.А. Прокопюк, И.Г. Старинов и ряд других.
Более четкое представление обо всем этом дает докладная записка, направленная А.К. Спрогисом в адрес вышестоящего командования после возвращения из Испании. В течение года он не мог найти применения своему опыту и знаниям.
"Около восьми лет, - писал А.К. Спрогис, - я занимался подбором людей для партизанских и диверсионных групп, руководя ими и непосредственно участвуя в ор- [60] ганизации диверсионных актов (за рубежом - В.Б.). На практической работе я встретился с недооценкой этой работы, неоднократными случаями недоброжелательного отношения к ней вышестоящих лиц. Отрицательному отношению к этой работе и людям, ее осуществляющим, способствует отсутствие положений и указаний, учитывающих ее специфику.
Я глубоко убежден в том, что у этой работы большое будущее. На известном отрезке времени, при известных условиях, при соответствующей заблаговременной подготовке (особенно кадров) эта работа может принести громадный вред нашим противникам и явится серьезным фактором, влияющим на успех военных операций, способным нанести колоссальный подрыв мощи противника во всех отношениях.
Этот вопрос (по крайней мере мне так кажется) настолько для всех ясен, что ничего нового я не сказал. Это давно известно всем. Если это так, то я хочу поставить вопрос о том, почему так мало делается для того, чтобы подготовить эту работу, чтобы она в нужный момент могла выявить свою мощь.
Хочу кратко охарактеризовать известную мне часть работы "Д", которая требует, с моей точки зрения, серьезного улучшения. Говоря об этой работе, я имею в виду два учреждения, организующих ее, а именно НКВД (до 1937 г. его особый отдел, а потом 3-й отдел) и 5-й отдел Генштаба РККА (Разведуправление). Как работавшему по линии и одного и другого управлений мне в этой части постановка ее довольно хорошо известна. Коснусь только ряда вопросов.
В начале 1930 г.-небольшая группа слушателей Высшей пограничной школы (ВПШ) ОГПУ (в том числе и я) была вызвана в особый отдел центра, где имела соответствующий разговор с руководящими лицами. В частности, я хорошо помню товарища Гендина.* (Гендин - начальник Главного разведывательного управления РККА. В ноябре 1937 г. был арестован как "враг народа" и вскоре расстрелян.} [61]
Его я знал и раньше. Из нашей группы было отобрано 30 человек, в том числе и я. После прохождения месячных специальных курсов нас направили в три пограничных округа - Ленинградский, Украинский и Белорусский для организации и подготовки диверсионно-партизанской работы.
Установка была такова, что к весне ожидается война. Война не началась, но все группы по округам, соответствующие отделения в составе округов продолжали начатую подготовительную работу. Я находился в БССР, но был в курсе работы всех округов. В результате неудобств, неувязок, нечуткого (если не сказать хуже) отношения руководителей... все представители этих отделений старались уйти с этой работы. В том числе и назначенные начальниками отделений Алексеев, а потом Иванов-Ханин. В течение небольшого промежутка времени с этой работы ушло 15 процентов состава, хотя пришли все на добровольных началах, охотно.
В БССР всякими правдами и неправдами ушли такие работники как Гринвальд (Муха), Орлов (Аршинов), Ваупшасов (Смольский), люди, которые имели богатый партизанский опыт в прошлом. Именно они руководили такой идеально проведенной операцией, как налет на город и станцию Столбцы (Западная Белоруссия). Тогда 60 человек за ночь разгромили полицию, жандармерию, казармы пехотного полка, тюрьму, освободили арестованных, на рассвете за городом приняли бой с кавалерийским полком и прорвались через границу к своим.
Эти люди ушли не потому, что они выдохлись или переродились. О противном говорит тот факт, что как только в 1936 г. стало известно, что для работы "Д" есть возможность уехать в страну "X" (Испанию - В.Б.) они стали рваться туда добровольцами. О том, как они себя там проявили можно судить по тем наградам, которыми их награждали партия и правительство.
Я на этой работе остался до последнего момента, ибо верил в ее целесообразность, но в конце концов ушел, обещая себе вернуться к ней тогда, когда начнутся активные действия. Так и получилось. Через три месяца я [62] опять вернулся на эту работу и уехал в страну "X", а по возвращении пишу эту докладную записку.
Ответить на вопрос почему так происходит в высшей степени трудно. Причина кроется в существующей обстановке, а также в отношении высшего руководящего состава к работникам этой отрасли. Отношение, которое трудно поддается критике, но в то же время имеет огромное значение. Пояснить свою мысль я постараюсь на личном примере.
Мы привыкли, что наш труд ценим. Я не ошибусь, если скажу, что этого не было не только в БССР, но и на Украине и в Ленинграде. Наша работа стала считаться второстепенной. Наши работники использовались не по прямому назначению: производство обысков, арест, конвоирование арестованных, нагрузка дежурствами и т.д. и т.п. Это была система, продолжавшаяся из года в год. Не трудно понять, что это отражалось в аттестации по присвоению званий.
В 1936 г. во время моего разговора с бывшим начальником особого отдела Карелиным последний заявил, что моя работа с 1930 по 1936 г. в качестве помощника, а потом уполномоченного особого отдела по работе "Д" - это не оперативная работа. И вот результат. Хотя я в рядах РККА и ВЧК-ОГПУ-НКВД беспрерывно с начала 1919 г. и имею соответствующую подготовку: военную школу ВЦИК и ВПШ ОГПУ, я был аттестован с присвоением звания младший лейтенант госбезопасности.
Мои рапорты о пересмотре остались без каких-либо последствий. Кроме того, имелся и другой момент, который отразился на нашей работе. До 1937 г. систематически из года в год уменьшались средства, отпускаемые на работу "Д". Она свертывалась. Не знаю как обстояло дело в 1937 г., так как я находился в это время за пределами СССР. Ответ здесь прост. Центром утверждено столько-то и столько-то и все вопросы снимаются".*
Только поступление Спрогиса в академию им. М.В. Фрунзе по личной рекомендации наркома обороны [63] К.Е. Ворошилова (1881-1969), да счастливая случайность, как вспоминал он не раз в личных беседах, отвели от него угрозу ареста.
Работа по подготовке к партизанской войне проводилась в конце 20-х, начале 30-х годов в весьма сложных условиях, связанных с насильственной коллективизацией и последовавшим голодом. Были случаи "раскулачивания" подготовленных партизанских кадров, рассекречивания партизанских баз, складов оружия и продовольствия, будущих партизан-подпольщиков. Подвергались арестам эмигранты из западных государств, подготовленные для партизанской войны на территории агрессора.
Существенное негативное влияние на подготовку к партизанской войне оказало то обстоятельство, что активными участниками всех планов и мероприятий в этой области являлись репрессированные по приказу И.В. Сталина крупные военачальники: Я.К. Берзин, В.К. Блюхер, А.И. Егоров, В.М. Примаков, И.П. Уборевич, Н.Э. Якир и многие другие.
Прекращение широкой подготовки войск к ведению партизанской войны объяснялось тем соображением, что в Красной Армии достаточно командиров и политработников всех уровней, которые в случае необходимости могут организовать переход войск к организованным и управляемым партизанским действиям. Однако на практике этого не произошло.
Общеизвестно, что в результате репрессий 1937- 1938 гг. подверглись арестам около половины командиров полков, почти все командиры бригад и дивизий, все командиры корпусов и командующие войсками военных округов, огромные потери понес политический состав.
Сталин уничтожал партизанские кадры потому, что опасался наличия в стране специалистов, владеющих тактикой и техникой диверсий, отлично зная по собственному опыту боевика-подпольщика их потенциальные воз- [64] можности. Вскоре после убийства СМ. Кирова (I декабря 1934 года) понятие "советский диверсант" исчезло, остался только "вражеский диверсант".
Сыграла свою роль и уверенность в легкой победе над противником без партизанской войны. Напомним, что уже в 1935 г. нарком обороны СССР К.Е. Ворошилов говорил: "Я лично думаю, что мы должны победить врага, если он осмелится на нас напасть, малой кровью с затратой минимальных средств и возможно меньшего количества жизней наших славных бойцов".
Через год он же утверждал, что "мы не только не пустим врага за пределы нашей Родины, но будем бить его на территории, откуда он пришел". Не было недостатка в подобных заявлениях от лидеров государства и позже.
Однако врага в глубь страны пустили, понеся при этом громадные людские и материальные потери. Армия не смогла защитить население страны от посягательств внешнего врага. Высшей ценностью в войне стало сохранение правящего режима (это заявление разочаровывает, ибо из него следует, что за советскую власть сражаться не нужно было. Что же, следовало поступать как ген. Власов? Удивил господин Боярский! - Авторы сайта) , а не спасение жизней мирных советских граждан. Второй по значению ценностью оказалась территория. Сначала города и поселки необычайно легко сдавали врагу, а потом, оплачивая реками крови, с большим трудом возвращали.
Тема просчетов и ошибок высшего руководства СССР и командования РККА до сих пор является предметом горячих дискуссий. Мы ее не будем касаться. Применительно же к рассматриваемой проблеме хотелось бы заметить следующее.
Неправильно учитывались возможные условия начального периода войны и способы отражения внезапного нападения агрессора. Как в стратегическом, так и в оперативном масштабе недооценивались вопросы обороны. Между тем, в сложившейся накануне войны обстановке требовалось не только формальное признание правомерности обороны, но и основательная разработка способов ее ведения, а главное - практическая подготовка оборонительных операций в приграничных военных округах. [65]
В тогдашней военной доктрине не нашлось места таким понятиям как "малая война" и "партизанство". Партийное руководство не верило в свой народ, боялось удара в спину. В результате страна оказалась слабо подготовленной к ведению партизанской борьбы, несмотря на громадный исторический, теоретический и практический опыт в этой области. Пришлось спешно организовывать партизанскую борьбу в тылу врага уже в ходе развернувшихся боевых действий, ценой огромных жертв и материальных затрат.
С началом войны многие подразделения пограничных и военных округов, в силу вынужденных обстоятельств очутившиеся в тылу противника, оказались неспособными перейти к партизанским действиям и выполнению специальных задач в интересах оборонительных операций Красной Армии.
Боярский В.И. Партизаны и армия: История утерянных возможностей. /Под общ. ред. А.Е. Тараса/Мн.: Харвест; М.:АСТ, 2003.
| Главная страница | Партизаны |
При перепечатывании материалов сайта активная ссылка на сайт обязательна!
Copyright © 2003-2009