Все плакать стали. А тут к вечеру стали повестки разносить. По селу вой стоял, плач не знай какой. В общем, все носы повесили, и село вдруг погрузилось в какую-то темноту и всем стало страшно, и не знали, чего еще ждать. Там кричат, там плачут, у кого повестки уже на руках. Ну горе, горе! Всю войну проработала я в колхозе и на окопах, и дрова пилила, и на аэродроме работала, и бригадиром полеводческой бригады.

В семье было 6 человек. Минимум трудодней надо было выработать 280 трудодня, а тогда и не учитывали, работали и работали, без выходных, работали за так. Да мы и не знали, сколько надо чего выработать, ничего нам не говорили. Мы и не подсчитывали, может, в правлении подсчитывали, а мы нет. На трудодни давали когда 100-200 граммов, а то и ничего. 100 граммов риса. С января месяца по август авансировали, шла молотьба, а остальное, - говорят, дадим, когда уберем урожай, осенью дадим, после нового года будем делить остатки. Выходило в среднем килограммов 30 зерна. И это все на год, и больше от колхоза ничего не получишь. Как хочешь, так и живи. Никакого поощрения больше не было, ни морально, ни материально, ну, правда, только на колхозных собраниях иногда похвалят да и все. Конечно, были случаи, когда просят у меня: ребенок болен, разреши после обеда выйти. Я - к председателю, а тот ни в какую - пусть идет работать, ничего с ее детьми не сделается.

А так могут и в правление вызвать и так такой нагоняй устроят, побежишь как миленькая! Время, наверное, такое было. Нельзя было иначе. Война. Или так было: пришлют похоронку, мужа убили или сына, а иди все равно на работу. У меня в бригаде 3 таких случая было. Вроде жалеешь, ну ладно. А председатель мне: "Иди, Мерстнева, гони на работу" -народу-то не хватало. Придешь, а они катаются в слезах, у кого убили-то! Делать нечего, идут. Я как бригадир вставала в 4 часа утра, и хозяйство-то не знала свое, вечером мне давали наряд, а утром я по порядку улицы всех обойду, скажу, кому куда идти работать, а ведь в бригаде человек 60 было, а приходила летом, как ничего не видно, ну зимой - этопораньше. А пахали-то и ребятишки тоже. Уставали они быстрее. Ну и стоишь дотемна с ними, пока они пашут пашню, ведь уйдешь и они уйдут, мы домой - и они за нами. Комбайны не комбайны - горе одно, на себе их возили. Тракторов помню всего 2 или 3 на всю округу. Это из МТС, из Городища, пахали они. 1 колесный, 1 гусеничный и маленький "Форузон". На них работали две женщины, наверное, обучались в МТС, но они не здешние, из нашего села трактористок не было. А наших девчонок тоже много молодых забрали в армию. Дети начинали работать в колхозе с 12 лет. Они и пахали, и за сеном ездили. Работали дети, как и взрослые, - с 7 до того, как видно ничего не будет. Из города на помощь никто не приезжал, только помню, солдат пригоняли в 1943-1944 годах, ближе к концу войны. Они косили, убирали хлеб. Им косы давали. Жили они по неделям. Неделю - одни, потом других пригоняли. Из Селикса, Чаадаевки, Городища. В колхозе было 3 полеводческие бригады, ферма маленькая с 10 коровами и тремя доярками. Во время войны и другие дополнительные работы были: дорогу строили, каждый трудоспособный должен отработать на дороге 15 дней, на дровах и бревнах тоже две недели, а на окопах я была 4 месяца, с октября 1941 по январь 1942 года. Как дрова - на дровах работали. Пришел председатель сельсовета: "Собирайся",- да еще матом, и идти-то в ночь. Собралось нас человек 7, и ночью пошли. До нового Ишима пешком ночью шли. А уж осень. И вот по колено в воде и идем, все мокрое, а мы идем в лаптях. Пришли, передохнули немножко, пошли до Канаевки, а уж оттуда нужно было на поезде до Никонова. Пришли в Канаевку, переночевали, а утром встали почти все с температурой. Все простудились. Ох, уж плачем идем, господи, за что ты нас так? В поезде чего ж, полно голодных. Кто на свои мешочки с едой сел, у того осталось, а у кого на плечах было, у тех порезали веревки-то, да и были таковы вместе с едой. Приехали в Никоново, ни у кого и поесть-то нет.

Ну разделили кое-как всем из тех харчей, у кого осталось чего-то.

Ну и начали дрова пилить в бору. На окопы точно так же. Никаких причин не признавали. У моей тетки муж умирал, а ей идти, она пришла к председателю: "Он ведь умирает, может он один-то". Какое там! Не разреши Так и уехала. Через две ночи приехали к н езжай, умер муж, хорони. В колхозе в основном выращивали пшеницу, рожь, овес, горох. Сеяли, убирали и подчистую сдавали. Урожаи, конечно, плохие были, да и откуда хорошим быть-то, ребятишки пахали да сеяли: лошади плохие были, ведь от качества вспашки тоже урожай зависел. В общем, горе было, а не пахота!

Пахали в основном на лошадях в колхозе, но сев справляли вовремя. Ели картошку, листки, коневник, клевер, сережки орешника. Зерно мололи вручную, дома, после работы, конечно. Ребятишкам задания давали, они и крутили.

От картошки кожуру ели, высушим - и ели. А траву высушат, изотрут через сито с картошкой и с гнилой тоже истолкут, и получается мука. Ну и жарят в печке. Вкус такой, что глаза вылетают, ведь плохо, а ели, куда ж деваться. И случаи от голодной смерти были. В одной семье, знаю, трое от голода умерли, еще двоих - помню, тоже от голода, дети умирали от голода, я точно знаю. Сначала опухали, а потом умирали. А то еще падаль ели. В колхозе лошадь сдохнет, кто наиболее сильно голодал, женщины с топорами пойдут, откопают ее, да еще и подерутся, да и делят ее. Бывало, идешь мимо их домов, видишь их ребятишек, сидят на крыльце и видишь: сидят, мясо грызут, а довольные! А они сами-то, пузатые от голода, страшные, но, может, от этого и живы-то хоть остались.

Личное хозяйство спасало, особенно коровой спасались. Сеяла у себя картошку, огурцы, лук. У меня было 40 соток. Но сдавали налог картошкой, сушили картошку для посылок на фронт, на семена оставляли. Оставалось не так много, семья-то большая. А отдавали 5 центнеров - 500 кг картошки. Овцы у меня еще были, правда, 12 штук, по одной овце каждый год сдавали осенью или 45 кг мяса. А бывало так, приходят и берут безо всякого. Это финагент, председатель сельсовета. Ловят овцу, и так у каждого. Начинают с конца и постепенно все село проходят так. Да еще посмотрят, которая побольше. С меня 50 руб. займов брали каждый год, хотя ни копейки денег не было. Откуда у нас деньги-то? У которых трое-четверо детей, нет денег, вызовут вечером в сельсовет, она скажет: "Помилуйте, дети голодные, денег нет, подождите, маслица накоплю, продам". А председатель возьмет, с крыльца так ее толкнет - ножки кверху! Да, были такие случаи. "Чтобы завтра займ был и баста!"

Наиболее тяжелое время в войну это 1942 год. К этому времени уже всех, кого можно было взять мужиков, - взяли, сеять некому, иногда и в невспаханную землю сеяли, а что там вырастет-то? Ну и ничего и не было, да и запасы, которые еще были, полностью кончились. Да и надежда была, что вроде не оставит нас государство-то, не даст умереть с голоду. А когда поняли, что это так мы надеялись, а на самом деле не на кого было надеяться, эти годы голодные были. Умирали от голода много, я только четверых знаю, которые от голода умерли. Дети многие вообще лет до восьми нагишом летом ходили, помню. И колхоз не помогал, а где ему взять-то? Наоборот, видят же в семье четверо ребятишек, и все равно, смотришь, овцу от них гонят, теленка. 

Денег наличных не было. какие деньги? Не знали что это такое! Пенсию на девчонку мне давали 50 рублей, а там займ плати, налог на землю, и ничего не останется. А стакан соли стоил от 35 до 70 рублей. А налоги были за 1000 рублей! А займы, скажут тебе столько - где хочешь, там и ищи деньги, никого это не волновало. Коровенка есть, маслице скопишь, продашь, и деньги внесешь в заем. А продавать пешком и в Городище, и в Пензу за 45 километров. Займы ведь каждый год приходили, а то в какой-нибудь год и два раза. И никто не упрашивает, придут и отдашь, сколько прикажут. И холстишко кой-какие на базаре продавали, тоже деньги - в займ или налог.

На рынке в основном покупали соль, ну может быть иной раз чего-нибудь для детей из одежды. Продавали из нужды и покупали от нужды. Ну кто занимался валенками, валенки продавал, кто что мог, в общем.

Кроме займов, платили еще налоги: налог за огород за 40 соток - платили 1000 рублей, страховку за корову, налог на мясо - 45 килограммов, 12 килограммов масла, 75 яиц, 2 килограмма шерсти и обязательно одну шкуру овечью или телячью, потом за посадки яблони или смородину и за пчел по ульям. Выходило много, очень много, но не считали как-то, платили и платили, потом повинности были: колодец поправить. дорогу копать, на окопах, на дровах, на аэродроме, и работа в колхозе по 12 часов.

Больше земли не разрешали брать. хотя пустующие земли были

, не засевали их. Самовольно возьмешь, налог увеличивается. Так думаешь: спаси, Бог, если это вернется, спаси, Бог! Колхозные куры околевали, их ощипывали, отваривали и давали ребятишкам. Овца у кого сдохнет - уже спорят, кому идти делить. А как по улице-то днем пройдешь, ребятишек увидишь, сидят около своих домов голодные, да и просят тебя: е-е-е-е-есть! Тогда ведь полно ребятишек-то в семьях было. В магазине ничего не было, ребятишкам штаны из матрацев шили, выпустят из него перья и шьют. Чего жили, горе! Ни дней отдыха, ни праздников, ничего этого не было. Октябрьскую раз председатель делал нам. Выписали мяса, капусты, пшена, сварим щи и поужинаем бригадой.

Песен, конечно, не пели, плакали. Если кто так простирнуть ребятишкам на несколько часов останется, так председатель вдоль реки проходил и если увидит, подойдет, таз с бельем в речку летит. Строго было. Все новости узнавали по телефону в сельсовете, радио не было, газет не видали.

Беременные до конца работали, месяц до родов, самое большое 1 месяц после, а потом на работу. Ведь по трудодням получать будет нечего. Ведь ни декретных. ни больничных, ничего не было. Старались работать до последнего. Огороды свои пахали на себе.

В годы войны люди лучше относились друг к другу, беда-то ведь большая. Мы, к примеру, четыре подруги были, у одной сделаешь чего-то сегодня, у другой завтра, как-то выходили из положения вместе, поддерживали друг друга. Выручали друг друга молоком.

Эвакуированные жили из Москвы. Работники из них конечно, никудышные были, не умели работать-то, да и не было у них ничего, как и у нас тоже. Боялись уполномоченного, который, конечно. питался лучше, он жил у кладовщика и, конечно. питался не как мы. Старались не попадаться. Но все-таки 3 женщины попались. Они взяли по 100 граммов зерна. Так скажу. что опоносились они со страху-то! А ведь голодным детям несли. Хорошо, что только штраф заплатили!

Думаю, что в годы войны не продержались без колхоза бы, кто вспахал бы? Это хоть ребятишки, а пахали, мужчин-то не было! Людей так работать заставлял страх гибели от голодной смерти. Собирали теплые вещи: кто чего подаст, кто моток пряжи, кто носки, кто еще чего, не знаем только, доходило оно до фронта или нет.