В последнее время в связи с 50-летием начала второй мировой войны в центре внимания общественности различных стран оказались вопросы об истоках и причинах этой войны, о предшествовавших ей событиях.
Откликаясь на запросы читателей, "Правда" провела "круглый стол", посвященный проблематике возникновения второй мировой войны. Во встрече участвовали: заместитель председателя Научного совета АН СССР "История внешней политики СССР и международных отношений" доктор исторических наук, профессор В. Я. СИПОЛС, начальник историко-дипломатмческого управления МИД СССР, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР Ф. Н. КОВАЛЕВ, заведующий сектором международного права Института государства и права АН СССР доктор юридических наук Р. А. МЮЛЛЕРСОН, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории АН СССР доктор исторических наук Л. В. ПОЗДЕЕВА, участник переговоров военных делегаций СССР, Англии и Франции в августе 1939 года генерал-полковник авиации, доктор технических наук, лауреат Государственной премии А. Н. ПОНОМАРЕВ, старший научный сотрудник Института военной истории МО СССР кандидат исторических наук А. С. ОРЛОВ, политический обозреватель еженедельника "Новое время" кандидат исторических наук Л. А. БЕЗЫМЕНСКИЙ, политический обозреватель газеты "Правда" В. Г. КОРИОНОВ, журналист-международник В. И. МИХАИЛОВ. Заседание "круглого стола" вел член редколлегии "Правды" Б. Е. АВЕРЧЕНКО.
Вторая мировая война: истоки и выводы
ВЕДУЩИЙ: Интерес к вопросу об истоках и причинах второй мировой воины огромен. Появляется масса публикаций. Суть многих из них на Западе сводится к тому, чтобы обелить политику не только Англии и Франции, но даже в какой-то мере и фашистской Германии и одновременно навязать несведущим людям мнение, будто Советский Союз несет свою часть ответственности за чудовищную войну. При оценке событий полувековой давности необходимо исходить из конкретных условий того времени - как внешних, так и внутренних. Разумеется, не надо скрывать просчетов и ошибок, которые были допущены как в военной, так и в политической, пропагандистской сфере. Хотелось бы, чтобы наш разговор о минувшем шел также с учетом сегодняшних актуальных забот. Давайте порассуждаем. Ведь когда над планетой нависла угроза фашистского закабаления, общечеловеческие интересы, хотя, если можно так сказать, с роковым опозданием, но все же взяли верх над классовыми, государственными различиями. Уроки минувшей войны обязывают сделать должные выводы: не допустить новой мировой бойни, спасти мир на Земле. Прошу участников встречи высказать свои суждения о причинах и истоках второй мировой войны. Почему не остановили агрессора
Л. БЕЗЫМЕНСКИЙ: У нынешней дискуссии есть несколько особенностей. Во-первых, она проходит в условиях морального преодоления сталинизма. О многом мы не решались раньше говорить. Во-вторых, подобная дискуссия часто ограничивается заменой знака "плюс" на знак "минус", причем страдают факты, историческая правда. Теперь по существу вопроса, Полвека назад Советский Союз вел дипломатические переговоры в условиях нараставшей военной угрозы, сползания человечества ко второй мировой войне. Этот процесс начался на Дальнем Востоке, перекинулся потом итальянской агрессией на Эфиопию (Абиссинию) и Албанию. Вспомним также Испанию, Австрию, Чехословакию. Наличие планов агрессии в Европе фашистские лидеры не скрывали, О том, что будет война, и в первую очередь на востоке Европы. Гитлер сказал своему генералитету уже через несколько дней после прихода к власти, 3 февраля 1933 года: "Как следует использовать политическое могущество, когда мы приобретем его? Сейчас еще нельзя сказать. Возможно, отвоевание новых рынков сбыта, возможно - и, пожалуй, это лучше - захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация". Позже этот замысел стал облекаться в совершенно реальные формы. Экономические, политические, военные. В 1936 году Гитлером была поставлена задача перед экономикой страны: через четыре года "быть готовой к войне". Оставалось лишь, говоря словами Гитлера, "дать ответ на вопросы "когда" и "как". Был период, когда Гитлер думал о совместных действиях с Англией. Предлагалось военное сотрудничество против Советского Союза Польше. Окончательно же план агрессии сформировался в начале 1939 года. 3 апреля 1939 года Гитлер решил начать войну против Польши не позднее 1 сентября. Директива "Вайс", подписанная 11 апреля, предусматривала, что по завершении разгрома Польши Германия поставит под свой контроль Латвию и Литву. Решения приняты, заметим, когда ни о каком договоре с СССР и речи не было и не могло быть. В это время Советский Союз пытался убедить Лондон и Париж в необходимости совместного отпора агрессии, подготовка к которой велась полным ходом.
В. МИХАЙЛОВ: Когда мы говорим о факторах, приведших к мировой катастрофе, нельзя забывать, что первые сполохи войны появились далеко от Европы - в Азии. Нападение Японии на Китай привело к тому, что японская армия вышла к советским границам. Перед советским руководством встал реально вопрос о войне на два фронта. Думаю, если бы не было этого фактора, то вопрос о заключении в августе 1939 года договора с Германией о ненападении стоял бы не с такой остротой.
В. СИПОЛС: Внешняя политика Советского Союза в 30-е годы была направлена на то, чтобы обуздать агрессоров, предотвратить новую мировую войну. Была выдвинута концепция создания в Европе и на Дальнем Востоке систем коллективной безопасности. В 1935 году были заключены с Францией и Чехословакией договоры о взаимной помощи. Однако мюнхенское соглашение показало, что не только Англия, но и наш союзник Франция сотрудничать с нами не намерены. Из Москвы были отозваны английский и французский послы, еще раньше уехал посол США. Советский Союз был поставлен в положение полной изоляции. Западные державы прямо подталкивали Германию и Японию к нападению на СССР. Тем не менее, у нас не было другой перспективы, другого выбора, кроме как все же попытаться договориться с Англией и Францией. О планах немцев разгромить сначала Польшу, а потом Францию знали в Лондоне и Париже. Поэтому была надежда, что, в конце концов, там могут одуматься. 17 апреля 1939 года Советский Союз выдвинул свое принципиально важное предложение заключить между СССР, Англией и Францией договор о взаимной помощи против агрессии, военную конвенцию, а также об оказании помощи странам Восточной Европы в случае агрессии против них. Советский Союз делал все, чтобы договориться с Англией. 15 июня в Москве начались политические советско-англо-французские переговоры, то есть переговоры о договоре о взаимопомощи. В августе 1939 года в Москве открылись также переговоры военных миссий трех держав. Однако английская и французская делегации имели директивы не подписывать военную конвенцию. Нам же нужны были совершенно твердые обязательства, что в такой-то день столько-то дивизий выставляет та или другая страна. Без этого все договоренности остались бы только на бумаге. В середине августа стало совершенно очевидно, чти договориться с Англией и Францией не удастся. Тем временем Советским правительством были получены сведения о том, что завершается приведение германской армии в боевую готовность, сосредоточение ее у польской границы. Стало известно, что в период с 25 по 28 августа могли начаться военные действия Германии против Польши. Поэтому Советскому Союзу приходилось думать об альтернативном выходе. В тех условиях не оставалось другой возможности, как СССР принять германское предложение о заключении договора о ненападении. Германия была заинтересована в таком договоре, так как хотела, чтобы Советский Союз остался нейтральным после ее нападения на Польшу. Ради этого она была согласна взять при заключении договора о ненападении ряд весьма существенных односторонних дополнительных обязательств перед СССР. 19 августа в Берлине было подписано советско-германское кредитное соглашение. Советскому Союзу был предоставлен кредит на 200 миллионов германских марок для закупки в Германии промышленных изделий, в том числе военных материалов. Подписание этого договора давало известную гарантию того, что Германия в ближайшее время нападать на СССР не собирается. Германское правительство взяло обязательство, что в случае войны с Польшей германские войска не будут продвигаться дальше линии рек Нарев, Висла и Сан, а также не будут продвигаться на Восток дальше определенной линии в Прибалтике.
Л. ПОЗДЕЕВА: Скажу несколько слов о политике Великобритании в тот период. Приоритетной задачей правительство Н. Чемберлена считало "общее урегулирование" с фашистскими державами за счет других стран. Мюнхенское соглашение 1938 года, подписанное за спиной Советского Союза, выдало Гитлеру на расправу суверенное государство - Чехословакию. Было бы полезно привлечь внимание к некоторым аспектам этой политики, которые, может быть, еще недостаточно нами освещались. При оценке британских контактов с Советским Союзом слабо проанализирована связь событий в Европе и на Дальнем Востоке. Нужно глубже, на основе документов изучить вопрос о возможности Великобритании одновременно вести в тот период войну и на Дальнем Востоке, и в Европе. Этот фактор играл очень большую роль для принятия Лондоном внешнеполитических решений. В некоторых его кругах даже считали, что нейтралитет Японии в случае войны более важен для Британии, нежели получение помощи со стороны Советского Союза. И поэтому опасались, что если Англия заключит союз с СССР, то этим она толкнет Японию на присоединение к "стальному пакту", то есть к военному союзу Германии и Италии, Еще один момент, о котором сейчас много говорится. При оценке военного потенциала Советского Союза английские дипломатические представители в СССР и военные эксперты в Лондоне давали очень критические прогнозы относительно возможностей Советского Союза противостоять гитлеровской Германии из-за массовых репрессий в стране. Но здесь, наверное, нужны новые материалы, потому что оценки разные. Например, Черчилль тоже считал, что боеспособность Советской Армии очень ослаблена репрессиями. Но в то же время он был убежден, что СССР располагает большими материальными возможностями и его потенциал настолько велик, что он сможет мобилизовать крупные силы в случае войны. И последнее. Почему все-таки Англия пошла на переговоры с нами? Можно говорить о "синдроме Рапалло", имея в виду заключенный в 1922 году в Рапалло советско-германский договор. В Лондоне на протяжении всех тридцатых годов высказывались опасения, что слишком сильное обострение британо-советских отношений может подтолкнуть СССР к новому Рапалло - договору с Германией, В конце 1938 года и особенно в начале 1939 года в Лондоне эти опасения усилились. Это одна из причин, побудивших британское правительство вступить в переговоры с СССР. И последний штрих. Я согласна, что в общем ситуация в то время зависела в конечном счете не от Советского Союза. Наши возможности влиять на развитие международных событий были сравнительно ограниченны.
В. МИХАИЛОВ: В системе сил, взаимодействовавших на Западе в пользу политики "умиротворения" нацистской Германии за счет других государств, не последнюю роль играли США.
ВЕДУЩИЙ: В условиях послемюнхенской Европы, когда Советскому Союзу не оставлено было иной возможности, как попытаться самому остановить германскую военную машину и при этом как можно дальше от своих рубежей, 23 августа 1939 года был подписан договор о ненападении с Германией, вызывающий ныне острые дискуссии. Большинство соглашается: это была попытка добиться выигрыша во временя и пространстве для подготовки к главной битве с гитлеровской Германией. От исхода этой битвы зависело не только существование Советского Союза. Но, может быть, все-таки были другие возможности?
А. ПОНОМАРЕВ: Я не дипломат, был тогда переводчиком на переговорах советской, французской, английской военных миссий в Москве. Как мне казалось тогда, поначалу была надежда, что переговоры закончатся успешно. Велись они с достаточной откровенностью, прежде всего со стороны начальника Генерального штаба Советских Вооруженных Сил Шапошникова, наркома Военно-Морского Флота Кузнецова, начальника Военно-Воздушных Сил Локтионова. В моем понимании они докладывали истинную картину того, что будут представлять собой Советские Вооруженные Силы в первый день начала конфликта. Называлось число дивизий, самолетов, танков. Адмирал Дракс, адъютант короля Англии, глава делегации, говорил, что английский военно-морской флот не будет действовать в Балтийском море, а лишь на океанских просторах, тут ему, собственно, и развернуться негде. Не очень обнадеживающе, но, по меньшей мере, ясно. В первый же день глава советской делегации Ворошилов предъявил полномочия не только на ведение переговоров, но и на заключение военной конвенции. У английской и французской миссий таких полномочий не оказалось. Драке пытался отшутиться, сказав, что вот если бы мы были в Англии, то тогда такой документ был бы представлен хоть сегодня.
Л. БЕЗЫМЕНСКИЙ: Вот она, ксерокопия полномочий - документ Драксу прислали лишь к концу переговоров.
А. ПОНОМАРЕВ: Но несмотря на это, Ворошилов собрал нашу делегацию и сказал, что переговоры продолжаются и что к ним надо подходить со всей серьезностью. Он доложил англичанам и французам план действий Советских Вооруженных Сил в случае возникновения войны, определил основные направления. И добавил, что СССР, не имея общих границ с Германией, лишен возможности, как говорил Ворошилов, драться с общим врагом. Он сказал, что мы хотим драться с общим врагом, а надо еще умолять об этом, упрашивать. Когда же возник разговор о том, чтобы дать возможность советским войскам пройти через некоторые районы Польши, то на этом переговоры и застопорились. Вот какие обстоятельства предшествовали заключению договора с Германией. Но остается вопрос: зачем нужно было торопиться принимать Риббентропа 23 августа? Какая в этом была политическая необходимость? Откуда у Сталина была такая уверенность, что на нас не нападут? Мы хотели выиграть время, а времени выиграли, к сожалению, очень мало и воспользовались им неразумно. А перед этим был уничтожен практически весь генералитет Советских Вооруженных Сил.
В. МИХАЙЛОВ: я изучил внимательно секретную переписку между германским посольством в Москве и Берлином в июне-августе 1939 года. О чем она говорит? Берлин все время торопит. Москва - притормаживает. Вот оценка первого этапа дипломатического зондирования в мае - июне. Посольство и посол Германии "сделали все возможное, но мы не можем втащить Молотова и Микояна в Бранденбургские ворота". 30 июня Гитлер дает указание: "Учитывая поведение русских, отказаться от дальнейших акций в Москве". Позднее после встречи с Молотовым, проведенной 3 августа по телеграфному указанию из Берлина, посол фон Шуленбург докладывает: "Мое общее впечатление таково, что Советское правительство в настоящее время решило заключить договор с Англией - Францией, если те выполнят все его пожелания..." Германская дипломатия бросается вперед; 15 августа Риббентроп объявляет через своего посла в Москве о готовности "совершить короткую поездку в Москву", да бы "заложить фундамент для прояснения германо-советских отношений". Но советское руководство отвечает: "Такая поездка потребует соответствующей подготовки" 18 августа новый приказ послу: добивать ся согласия на "срочный визит", имея в виду, что "в скором времени возможно начало германо-польского конфликта..." На следующий день в ответ германскому послу был вручен советский проект договора о ненападении, а в отношении визита Риббентропа в Москву было сказано, что он станет возможным после объявления о подписании экономического соглашения и если это объявление будет сделано сегодня-завтра, то министр мог бы прибыть 26- 27 августа. 20 августа Берлин полностью раскрывает карты. В телеграмме Сталину Гитлер объявляет: Германия "с данного момента решила всеми средствами обеспечить интересы рейха" в конфликте с Польшей. Он предполагает принять Риббентропа "во вторник, 22 августа, но самое позднее - в среду, 23 августа". Визит "должен длиться самое большое двое суток, более длительный срок с учетом международной ситуации невозможен". Было ясно, что военная машина Германии уже заведена и нападение на Польшу может произойти со дня на день.
Р. МЮЛЛЕРСОН: Я хотел бы начать с того, что в прессе в настоящее время часто пишут только об отрицательных сторонах договоренностей между Советским Союзом и Германией в 1939 году. В прежние времена было обратное: советская внешняя политика рисовалась только в розовом свете. Так возникли параллельные трактовки этой многоплановой проблемы, и они не соприкасаются. Разные авторы приводят различные факты. Факты правильные, действительно имевшие место. Одни "за", другие "против". Но истина находится все-таки где-то если не в середине, то во всяком случае в совокупности всех этих факторов. Угроза войны была и была, естественно, со стороны Германии. Не со стороны Советского Союза, не со стороны западных стран. Советское руководство понимало: обеспечением своей безопасности надо заниматься. Но как оно это сделало? Внутри страны были уничтожены командные кадры армии. Можно ли называть укреплением безопасности такие во многом преступные методы? Действительно, все мероприятия, в том числе и договоры 1939 года, а также секретные протоколы направлены были на обеспечение безопасности Советского Союза. И я согласен, что эти секретные протоколы имели целью и защиту от немецкого вторжения трех прибалтийских государств. Но каким образом это делалось? Я считаю, что во многом путем нарушения норм права. Я не хочу сейчас сравнивать даже казарменный социализм с фашизмом, но методы осуществления власти в этих двух классово противоположных государствах, их политические режимы во многом совпадали. Для характеристики государства важны не только социально-экономический строй и господствующие формы собственности, но и политический режим, методы осуществления власти. Этим в какой-то мере объясняется и заключение позднее, 28 сентября, договора о дружбе и границе и подписание секретных протоколов.
А. ОРЛОВ: Приходится читать и слышать, что если бы советско-германского договора о ненападении не было, то не совершилось бы и нападение Германии на Польшу. Предостаточно документов, которые говорят обратное - независимо от этого договора Германия напала бы на Польшу. По документам известно, что решение о нападении на Польшу было принято тогда, когда не было и разговора о пакте о ненападении. В июне, когда полным ходом шли советско - англо - французские переговоры, Гитлер говорил о том, что нападение состоится независимо от того, будет ли за- ключен договор между Англией, Францией и СССР, что германо-польский конфликт будет разрешен так, как задумано в Берлине. Это первый момент. Второе. После захвата Австрии и особенно Чехословакии гитлеровский вермахт резко вырвался вперед в смысле военно-технического оснащения по сравнению со всеми другими армиями. Ведь Чехословакия была крупнейшим экспортером оружия. И все это оказалось в распоряжении Гитлера. Превосходство вермахта стало бесспорным. И нужно было спешить с его реализацией. Гитлер писал об этом Муссолини: "...Польская армия будет разбита в кратчайшие сроки, Я сомневаюсь, что возможно было бы добиться такого успеха через год или два". Удар по Польше можно было предотвратить раньше, если бы не было Мюнхена, если бы не было тех предыдущих захватов, которые усилили Германию.
Л. БЕЗЫМЕНСКИЙ: Сначала я хотел бы поддержать точку зрения Мюллерсона о необходимости совмещения двух потоков исторических фактов. Мы будем не правы, если будем исключать полностью или то, или другое. Правда, история - это не бухгалтерская книга. Для Советского Союза не было другой альтернативы тому решению, которое он принял. Поучительно, однако, то, как дальше трансформировалось это решение. С точки зрения интересов советской безопасности надо видеть то, что был положен предел германскому продвижению на восток. Это уже азбучная истина. Но нельзя игнорировать, какими методами это было сделано. Нельзя уйти от того, что решалось за третьи страны. Сталин позволил себе действовать такими же методами, какими действовали империалисты. Это дало нам, я сказал бы, в краткосрочном плане непосредственные плюсы. Но в большой перспективе это решение принесло нам немало бед. Еще одно замечание по поводу развития ситуации в Прибалтике. Объяснять события 1940 года тем, что в 1939 году был заключен договор между СССР и Германией, значило бы совершать знаменитую логическую ошибку: раз произошло после этого, значит, из-за этого. Политические процессы в Прибалтике развивались по своей динамике, и было бы неправомерным сводить все к параграфам договора или протоколов. Теперь в отношении секретного протокола. Наше государственное руководство вправе считать, что для официальных и принципиальных оценок таких документов необходимо получить оригиналы. Я лично уверен, следуя знаменитому принципу Булгакова - "рукописи не горят", что оригиналы найдутся. Надо подойти к данному вопросу без излишней полемики, не в порядке политической конфронтации, спокойно разобраться в том, что содержится в тех текстах, которые все-таки сохранилась. В 1943 году по указанию Риббентропа ввиду начавшихся бомбежек Берлина все наиболее ценные документы личного архива министра иностранных дел начали копироваться на микрофильмы. На них без особого порядка снимались документы. В частности, тот самый ролик 19-й, на котором находятся протоколы, начинается с договора, подписанного... Бисмарком. Микрофильмы не были уничтожены, как это было предписано Риббентропом. Они попали к англичанам и американцам и от них - в мировую прессу. Два аргумента для историков должны быть совершенно, по-моему, достаточны. Во-первых, дальнейшее развитие политических событий соответствовало тем положениям, которые содержались в этих документах. Во-вторых, существует целый ряд абсолютно достоверных немецких документов, в которых упоминаются секретные протоколы и излагается их содержание. Поэтому я думаю, что нам целесообразнее всего оставить этот спор, "наследственный и давний". Нужно считать эти документы составной частью материалов, которые науке необходимо исследовать при определении событий 1939 года.
Р. МЮЛЛЕРСОН: Я думаю, что мы все-таки несколько односторонне рассматриваем вопрос. Все, о чем здесь говорится, правильно. Договор о ненападении - совершенно нормальное явление. Но к нему был и секретный протокол. Он касался раздела сфер интересов СССР и Германии. Был и другой протокол, к договору от 28 сентября. Он уточнял сферы этих интересов. Эти секретные протоколы, а в их существовании в какой-то форме у меня нет сомнений, с одной стороны, ставили предел германскому проникновению на Восток, обезопасили от фашистского нашествия народы ряда стран. Это правильно. Но, с другой стороны, эти секретные протоколы затрагивали интересы суверенных государств - Польши, Латвии, Литвы, Эстонии, Финляндии. Такие протоколы, будь они секретные или нет, являются неправомерными. Сейчас многие выводят из этого и недействительность включения прибалтийских республик в состав Советского Союза. Я хочу процитировать Декларацию о суверенитете Литвы, принятую Верховным Советом Литовской ССР 18 мая 1989 года, где говорится, что в 1940 году на основе договора и дополнительных протоколов, принятых Германией и СССР в 1939 году, суверенное Литовское государство было насильственно и незаконно присоединено к Советскому Союзу. Я думаю, что Лев Безыменский совершенно прав, когда говорит, что конструирование такой связи между секретными протоколами 1939 года и событиями лета 1940 года, когда происходило присоединение прибалтийских республик к Советскому Союзу, неверно. Этого нельзя делать хотя бы уже потому, что, и Германия не могла уступить Советскому Союзу того, чем она не обладала, и Советский Союз не мог уступить половину Польши Германии. Кроме того, конечно, нельзя забывать и некоторые другие отрицательные моменты в действиях тогдашнего советского руководства. Например, заявление В. Молотова о том, что Польша развалилась благодаря совместному удару германской, а затем и Красной Армии. И заявление Сталина о советско-германской дружбе, скрепленной пролитой кровью и т. д., направленное Гитлеру в ответ на поздравление в связи с 60-летием. В тезисах комиссии ученых СССР и ПНР, изучившей проблемы советско-польских отношений накануне второй мировой войны, говорится, что "в процессе принятия и реализации решений, в том числе по договору от 28 сентября, Советским правительством были допущены серьезные нарушения международно-правовых норм". То же самое можно сказать и о действиях тогдашнего советского руководства в отношении прибалтийских государств, Финляндии. Будем же объективными. Угроза войны надвигалась. Советский Союз заботился о своей безопасности. Но при этом действовал, как действовал и внутри страны, во многом иногда даже противоправными методами. Вот это тоже нельзя забывать, когда мы даем характеристику тому периоду.
Ф. КОВАЛЕВ: Мы сейчас можем исходить из того, что договоренности были. А все остальное с моей точки зрения-как работника архивной службы, имеет, по-моему, второстепенный характер. Договоренности были. Вот в отношении этих договоренностей хотелось бы высказать несколько слов. Многие коллеги в Москве и в прибалтийских республиках высказывают мнение, что эти документы следует однозначно осудить, что они замышлялись и бьпи направлены против Литвы, Латвии, Эстонии. Причем этот вывод преподносится уже как аксиома, которая не требует доказательств, и из нее делают многозначительные выводы. Протоколы эти можно лишь понять в общем контексте того времени. Было неизбежным столкновение между Советским Союзом и Германией, и Сталин считал, что во имя конечной победы в будущей войне это столкновение должно начаться на рубежах на 200-300 километров дальше от границ Советского Союза на 23 августа 1939 года. Но так считали не только в Москве. Хочу процитировать один не известный еще советской общественности документ - сообщение советского полпреда в Лондоне Майского о его беседе с Черчиллем в конце октября 1939 года. "С точки зрения правильно понятых интересов Англии тот факт, что весь Восток и Юго-Восток Европы находится вне зоны войны,- говорил Черчилль,- имеет не отрицательное, а положительное значение. Главным образом Англия не имеет оснований возражать против действий СССР в Прибалтике. Конечно, кое-кто из сентиментальных деятелей может пускать слезу по поводу русского протектората над Эстонией или Латвией, но к этому нельзя относиться серьезно..." Черчилль, сообщает Майский, понимает, что СССР должен быть хозяином на восточном берегу Балтийского моря, и очень рад, что балтийские страны включаются в нашу, а не в германскую государственную систему. Это исторически нормально и вместе с тем сокращает возможный "лебенсраум" (жизненное пространство) для Гитлера. Черчилль при этом размашисто провел вдоль линии советско-германского разграничения и заявил: "Дальше этой линии Германию пускать нельзя". Понятие "государственная система" Черчилль толковал явно в духе тогдашних британских традиций. Достигнутые в августе-сентябре 1939 года договоренности ставили предел распространению фашистской экспансии в Восточной Европе, а следовательно, их можно рассматривать как направленные не против, а в защиту Литвы, Латвии и Эстонии. В нашей дискуссии, по-моему, недостаточно четко прозвучала мысль о том, что необходимо говорить правду о прошлом, чтобы делать правильные выводы сегодня. Думаю, что только тогда, когда правда будет звучать в полный голос, можно будет рассчитывать, что народы Советского Союза сплотятся в защите идеалов перестройки, начатой в стране. И заговорили пушки А. ОРЛОВ: Для понимания событий того времени важно помнить, что между договором о ненападении и договором о дружбе и границе пролегла целая эпоха, хотя по календарю прошло чуть больше одного месяца. Когда подписывали договор о ненападении, Сталин вычеркнул предложенную немецкой стороной преамбулу, где говорилось о дружбе. Но через месяц Сталин согласился заключить договор о дружбе и границе. Что же произошло? В сентябре начали разворачиваться такие события, каких никто не мог ожидать. Ведь польская армия оценивалась многими сильнее советской. Так, например, считал начальник английского генерального штаба, он полагал, что Польша сможет продержаться против Германии минимум полгода. Главнокомандующий французской армией 31 августа выражал надежду, что поляки смогут долго противостоять гитлеровцам, "сражаться до весны 1940 года". И так думали многие. И вдруг Польша рушится за месяц. И в Москве не ожидали такого поворота событий. На арену выступила сильнейшая армия капиталистического мира. Она впервые применила стратегию, "блицкрига" - молниеносной войны. А тогда ведь в военной теории господствовали категории первой мировой войны: в случае нападения агрессора должно было быть приграничное сражение, затем развертывание войск. Так рассуждали во Франции, так рассуждали в Польше, так рассуждали у нас. Поэтому, когда немцы продолжали двигаться на Восток, в Советском Союзе ощущалась растерянность. Не случайно Молотов неоднократно в начале сентября запрашивал, будет ли выполняться договоренность. Такой же вопрос Сталин задает германскому послу Шуленбургу 18 сентября. 25 сентября Сталин вызывает Шуленбурга и предлагает провести границу не по рекам Нарев, Висла, Сан, а по "линии Керзона"-этнографической линии, которая отделяла польское население от белорусского и украинского и которая была признана по Версальскому договору. Территории Западной Украины и Западной Белоруссии были отторгнуты от нашей страны в результате советско-польской войны 1920 года. Литву предлагалось исключить из сферы интересов Германии. Так пришли к сентябрьскому договору. Как же оценить договоры 39-го? Подписание договора о ненападении от 23 августа было вполне нормальной практикой тех лет. Такие договоры существовали у Германии со многими странами. Больше того: если бы мы не пошли тогда на заключение этого договора, нас бы могли обвинить в нежелании нормализовать международную обстановку. Что касается секретных договоренностей, то это, конечно, было прямым отступлением от ленинских принципов внешней политики социалистического государства (однако надо сказать, что в дипломатической практике того времени секретные договоренности широко применялись по отношению к азиатским, африканским, латиноамериканским, да и европейским странам. Секретный пункт был, кстати, и в англо-польском договоре от 25 августа). Но это был вынужденный акт, продиктованный политическим цейтнотом в условиях стремительно приближавшейся войны. Другое дело - договор 28 сентября. Наше невоюющее государство, задача которого-не быть втянутым в войну, заключает договор о дружбе с фашистским государством, находившимся в состоянии войны. Договор предусматривает дружбу, тогда как национальные интересы СССР требуют оставаться на позициях нейтралитета и готовить страну к решающей схватке с фашизмом. Сталин и его окружение свернули антифашистскую пропаганду, стали оправдывать войну Германии против западных держав, всячески демонстрировать свою солидарность с третьим рейхом. Здесь уместно вспомнить слова В. И. Ленина по поводу Брестского мира. Ленин говорил тогда, что нигде "грани, подрывающей или порочащей социалистическую власть, мы не перешли". О договоре от 28 сентября так сказать нельзя.
В. МИХАЙЛОВ: Мне кажется, что громким определением "мировая война" прикрывается трагическое одиночество Польши, в котором она оказалась 1 сентября, положившись на гарантии Англии и Франции. То была война Германии против Польши. Она осталась одна перед лицом противника. Недавно в Бонне я познакомился с интересными документами, Они полностью опровергают прежнюю версию, которую выдвинул командующий французскими вооруженными силами генерал Гамелен, о том, что Франция только 1 сентября начала мобилизацию и потому не успела помочь Польше. В действительности мобилизация была начата 21 августа и закончена в основном уже 4 сентября-против 25 частично неукомплектованных немецких дивизий стояло 85 полностью боеспособных французских плюс английский экспедиционный корпус. То есть тогда можно было быстро решить вопрос об обуздании гитлеровцев. Но огромная армия Франции и войска Англии стояли с "винтовкой к ноге". И вот сейчас, когда мы обсуждаем весь комплекс договора о ненападении и подчас осуждаем его с моральной стороны, мы должны помнить, что тогда бронированный кулак агрессора был поднесен к самому носу Советского Союза.
В. СИПОЛС: Два кулака.
В. МИХАЙЛОВ: Да, конечно, и с Дальнего Востока, со стороны Японии, Поэтому во время переговоров с Риббентропом советская сторона настаивала на том, что Германия воздействует на Японию с тем, чтобы та умерила свой воинственный пыл. И это был очень важный фактор.
ВЕДУЩИЙ: В заключение, товарищи, хотелось бы услышать несколько слов об уроках, вытекающих из периода, предшествовавшего началу второй мировой войны.
В. КОРИОНОВ: Я думаю, что все участники дискуссии исходят из одной посылки: советско-германский договор о ненападении нельзя рассматривать как изолированное явление, как голый факт в отрыве от событий, которые тогда происходили в мире. Очевидно, что договоры между СCCP и Германией заключались, когда фашистская агрессия уже нависла над европейскими государствами. Совершенно правильно акцентируется внимание и на том, что экономические и политические планы агрессоров находили поддержку весьма влиятельных сил Англии, Франции, а также, хотя здесь об этом мало было сказано, и в Соединенных Штатах Америки. Это были круги, рассчитывавшие руками Гитлера разделаться с первым социалистическим государством. По сути такая политика была наглядным воплощением на практике распространенного тогда политического мышления. Его приверженцы стремились поделить Европу и весь мир на сферы влияния. Западные державы руководствовались в тот период не интересами всего человечества, а лишь сугубо своекорыстными. Объединявший их антисоветизм придавал этой позиции особенно опасный характер. В то время война считалась допустимым средством разрешения конфликтов между странами. Чем это обернулось? Государство, развязавшее войну, пустило в ход машину массового истребления мирного населения. Был развязан геноцид против целых народов. Теперь утверждается убежденность, что война как средство разрешения политических споров должна быть исключена из жизни мирового сообщества. Один из уроков второй мировой войны, по моему мнению, состоит в том, что высшие интересы человечества требуют объединения усилий государств и народов во имя выживания человечества, для спасения мировой цивилизации. И сам факт создания антигитлеровской коалиции показал, что общечеловеческие интересы и ценности могут и должны стать приоритетными в деятельности государств, общественных сил я движений. Тем более в наш ракетно-ядерный век.
Л. БЕЗЫМЕНСКИИ: Анализируя этот трагический период, мы должны задуматься над самим понятием социалистической внешней политики, ее высокой функцией. Оказывается, мало декларировать, что наша политика социалистическая. Для того чтобы проводить действительно ленинскую политику, которая соответствовала бы интересам нового социального строя, нужны очень большое искусство, умение, научное предвидение. К сожалению, многое оказалось извращенным в 1939 году. И с этой точки зрения, 1939 год - еще одно подтверждение необходимости нового политического мышления, которое мы сейчас начинаем формулировать и осуществлять в соответствии с тем, что мы понимаем под ленинскими принципами внешней политики.
Р. МЮЛЛЕРСОН: Мне хотелось бы сказать еще об одном уроке,
который следовало бы извлечь. Собственную безопасность, особенно в наше время,
нельзя обеспечить в ущерб и за счет безопасности других. И обеспечивать ее нужно
соблюдая нормы международного права и морали.
Газета "Правда" № 223 от 11 августа 1989 года
| Главная страница | Механизмы войны |
При перепечатывании материалов сайта активная ссылка на сайт обязательна!
Copyright © 2003-2009